По массовым статьям, которые попали в этот список, и сейчас возможно прекращение дела по нереабилитирующим основаниям (если лицо примирилось с потерпевшим и загладило причиненный вред). Этот правовой инструмент широко используется и на следствии, и в суде, а потерпевшие, как правило, не возражают. В версии законопроекта у подозреваемых по таким делам появляется выбор: компенсировать нанесенный ущерб в однократном размере и загладить вред – и получить запись «привлекался к уголовной ответственности по…, уголовное дело прекращено в порядке ст. 25/ст. 28 УПК» – или компенсировать ущерб в трехкратном размере и получить запись «освобожден от уголовной ответственности на основании ст. 76.1 УК» (способ, действие которого сейчас расширяется). Учитывая, что верхняя граница ущерба составляет до 250 000 руб., а по преступлениям, связанным с мошенничеством в сфере кредитования, и вовсе до 1,5 млн руб., для подозреваемого есть ощутимая разница между выплатой в однократном или в трехкратном размере. Тех же, для кого важна форма освобождения от уголовной ответственности, очень немного. Исследования Ирины Четвериковой из Института проблем правоприменения при Европейском университете в Санкт-Петербурге показывают, что с момента своего создания механизм освобождения от уголовной ответственности, действие которого сейчас расширяется, так и не стал популярен для тех составов преступлений, по которым было возможно обычное примирение. В 2017 г. в судах им воспользовались обвиняемые по 39 делам.
Президентские поправки явно направлены на борьбу с избыточной криминализацией экономической деятельности. В пояснительной записке так и написано: «на создание дополнительных гарантий защиты предпринимателей от необоснованного уголовного преследования». Но они ничего не меняют по существу. Расширяется действие практически не работающего правового механизма, и нет никаких оснований полагать, что он внезапно станет востребованным.
Кроме того, законопроект предлагает ряд дополнительных «смягчающих» поправок: переводит в составы частно-публичного обвинения ряд редких статей (менее 400 дел в год в сумме); освобождает от уголовной ответственности тех, кто не платил заработную плату работникам, но после возбуждения уголовного дела выплатил ее в течение двух месяцев (менее 300 дел в год); уточняет порядок изъятия электронных носителей в ходе следственных действий (конкретизируя условия, при которых владельцу разрешается копировать информацию, и вводя дополнительные ограничения на само изъятие); расширяет список статей, по которым есть ограничения для заключения под стражу, если «преступление» было связано с предпринимательской деятельностью.
Четыре года назад мы писали о законопроекте Путина, в котором решалась несуществующая проблема уголовной политики. Он стал законом, с тех пор ситуация не изменилась: законопроекты аналитически бедны, а их разработчики находятся в экспертном вакууме. Как мы видим из ноябрьских поправок, даже при декларируемых правильных целях и намерениях они игнорируют реальные проблемы, существующие в правоприменении по уголовным делам, связанным с нарушениями в ходе легальной экономической деятельности.
По-прежнему используется принцип отдельной защиты для «преступлений в сфере предпринимательской деятельности» вместо системной гуманизации для всех ненасильственных преступлений. При этом определение того, было ли деяние связано с предпринимательской деятельностью или нет, полностью остается на усмотрение правоохранительных органов. Правоохранители также могут манипулировать другими квалифицирующими признаками. Определение «группой лиц по предварительному сговору» теоретически применимо практически к любой экономической деятельности. Действия, которые по факту являются простым неисполнением гражданских или трудовых обязательств, но квалифицируются российским Уголовным кодексом как преступления, практически никогда не совершаются в одиночку. Таким образом, этот квалифицирующий признак может быть найден почти всегда, что выводит преступление из-под действия большинства гуманизирующих поправок. Выходом была бы отмена таких квалифицирующих признаков для тех преступлений, которые фактически не могут совершаться в одиночку.
Существуют и большие проблемы с определением размера ущерба. В отдельных случаях таковым может признаваться вся выручка, полученная в ходе незарегистрированной предпринимательской деятельности (ст. 171 УК РФ), в других – только незаконная прибыль/доход. Более того, при наличии квалифицирующих признаков размер нанесенного ущерба вообще перестает играть роль. Так, если растрата 5000 руб. совершена с использованием должностного положения (ч. 3 ст. 160 УК), она все равно станет тяжким преступлением, за которое предусмотрено наказание до шести лет лишения свободы.
Нельзя не приветствовать шаги президента, направленные против необоснованной криминализации экономической деятельности (как бизнеса, так и обычных граждан). Но пока эта политика не будет строиться на фактах, на объективной реальности уголовного преследования, она будет реализовываться неэффективным образом. Предлагаемые сейчас изменения в Уголовный кодекс на практике затронут несколько десятков человек в год. Результат даст проведение четкой границы между преступлением и простым неисполнением обязательств.
Автор — директор по исследованиям Института проблем правоприменения при Европейском университете в Санкт-Петербурге
МОСКВА, 31 июля. /ТАСС/. Президент РФ Владимир Путин подписал закон, который позволяет смягчать уголовное наказание для матерей с детьми до трех лет и беременных женщин, совершивших преступления небольшой тяжести. Документ опубликован на официальном портале правовой информации.
Теперь к осужденным беременным и женщинам с детьми до трех лет, находящимся в доме ребенка при исправительном учреждении, может быть применено условно-досрочное освобождение либо оставшийся срок может быть заменен более мягким видом наказания. Изменения, вносимые в Уголовный кодекс РФ, уточняют, что осужденная должна отбыть не менее четверти назначенного судом срока за нетяжкое преступление.
Согласно данным Федеральной службы исполнения наказаний, приведенным в сопроводительных документах к закону, в домах ребенка при исправительных учреждениях по состоянию на 1 января 2018 года находились три женщины, осужденные за преступления небольшой тяжести, на 1 января 2019 года — шесть, на 1 марта 2019 года — восемь. Кроме того, на 1 января 2019 года беременных женщин в учреждениях системы было 17, на 1 марта 2019 года — 19.